Только бы этот русский лейтенант не подвел. Как его там? Ага, Белов. Олег Белов…

VIII

Между тем Белов в этот момент ничем и никак не мог быть полезен президенту Казахстана. Прямиком из отеля его увезли в полицейский участок и начали допрашивать. Вернее, Белова не допрашивали, а, выражаясь полицейско-ментовским языком, кололи — кололи грубо и жестоко, пытаясь заставить взять двойное убийство на себя.

Колись, падла, ты угробил гражданина Клочкова?

Убийство госпожи Жунзаковой твоих рук дело, пес русский?

Менты, они были и в Казахстане менты. Даже переименованные в полицейских. У них и форма сохранилась прежняя. И головы на плечах, украшенных погонами. И внутри голов ничего не изменилось. А с какой стати, собственно говоря?

Обнаружив два трупа в отеле и возле него, полицаи, недолго думая, решили навесить эти трупы на приезжего москвича. Он им как нарочно подвернулся такой — без местных родственников, без связей. Его утверждение о том, что он выполняет задание самого президента, полицаев даже не развеселило, а озлобило. Они сочли это наглой ложью. И стали обрабатывать задержанного по полной программе. А когда стало ясно, что так просто Белов не сдастся, два конвоира повели его куда-то вниз, многозначительно поигрывая дубинками.

Ему это не понравилось. Что за дела? Может, в подвале у казахских полицаев размещается так называемая «пресс-хата», то есть камера, в которой содержат прикармливаемых уголовников? Когда Белов заканчивал училище, некоторых курсантов пропускали через эти самые «пресс-хаты». Задача ставилась простая: выжить и не сломаться. Правда, выполнить эту задачу было чрезвычайно трудно.

— Стоять! — скомандовал надзиратель в глухом закоулке с одной-единственной дверью из крашеного железа. — Руки за голову, лицом к стене.

Заскрежетал отпираемый замок. В ноздри ударил неожиданно приятный запах домашней еды.

Переступив порог, Белов замер, осматриваясь. Камера, в которую его втолкнули, была пятиместная: пара двухъярусных коек и одна одноярусная — лежбище местного пахана. Скорее всего, им являлся круглоголовый амбал в черной майке, восседавший за столом на ближнем к окну месте. Вокруг него сгрудились четверо остальных обитателей — щетинистый кавказец, придурковатый амбал с розовыми, как у кролика, глазами, молодой парняга с желтыми кабаньими клыками и бритый наголо толстяк, череп которого лоснился в тусклом свете. Все пятеро, не обращая внимания на Белова, угощались снедью, разложенной на столе. Были здесь и белые булки, и консервы, и тушенка, и даже литровка водки.

«Неудивительно, что они такие ряшки отъели, — подумал Белов, непроизвольно глотая слюну. — Неслабые ребятишки. У Кавказца костяшки пальцев — что твои орехи, у Кабана — бицепсы потолще моих ляжек будут, да и остальные — отъявленные мордовороты. Какого хрена меня к ним забросили?»

— Привет чесной компании, — отчетливо произнес Белов, умышленно коверкая слово.

Еще когда он был курсантом, его научили азам уголовной этики, воровскому жаргону и прочим тюремным премудростям, поскольку специалистам его класса предстояло иметь дело с самым разным народом и в самых неожиданных условиях. Белов помнил те уроки. Здороваясь с незнакомыми арестантами, необходимо соблюдать предельную осторожность. «Мир вашему дому» — чересчур витиеватый, а потому рискованный вариант. Ну а всякие там «здрасьте» и «добрый день» — это для так называемых лохов , которые за решеткой принадлежат к одной из самых низших каст.

Толстяк, окрещенный Беловым Черепом, поднял на него мутные глаза.

— Кто здесь честный, а кто нет, еще не ясно, — прожевал он вместе с батоном.

— Если мы честные, то ты какой? — подхватил Белобрысый.

Начался блатной базар , плавно переходящий в наезд . Белов почувствовал себя сапером, который ошибается только один раз.

— Я сказал «чесной», — напомнил он спокойно. — Если кто-то не расслышал, то не мои проблемы.

— Ты гля, какой умный выискался, — хмыкнул Череп.

Как ни странно, его действительно звали так.

— А ну, Череп, встреть гостя и проводи к дубку , — велел пахан в черной майке.

Взгляд его лучился гостеприимством, и Белов едва не попал в расставленную ловушку. Подойдя, Череп выставил перед собой ладонь. Инстинктивным движением было пожать ее, но в последнюю секунду Белов вспомнил, что в тюрьме за руку не здороваются.

— Что с клешней? — дружелюбно спросил он. — Парализовало?

— А ты доктор? — разозлился Череп, сообразивший, что хитрость не удалась. — Курево есть? — он сделал вид, что протянул руку за сигаретой.

— Есть, — сказал Белов, обошел его, как неодушевленный предмет, и остановился напротив пахана. — Невежливо встречаете, — произнес он. — Есть претензии?

— Там, где были к нему претензии, на могилке растут гортензии, — дурашливо пропел Кролик.

— Падай, — предложил пахан, указывая взглядом на свободное место.

Белов подчинился.

Вернувшийся к столу Череп сунул в рот ложку тушенки и с аппетитом зачавкал. Есть Белову хотелось не так уж сильно, но то, что ему не предложили угощаться, означало: «тут тебя никто не уважает, так что на нормальное отношение не рассчитывай».

— Ты кто по жизни? — приступил к допросу пахан.

— По жизни я большой любитель пива, — отшутился Белов.

— Грамотный?

— Не то чтобы очень, но кое-чему обучался.

— Хреново обучался!

Дипломатия закончилась, начались провокации на границе, понял Белов. Следовательно, войны не избежать.

— Мы эти пробелы восполним, — пообещал Череп. — Кукарекать научим, хочешь?

— Погоди, — поморщился пахан. — Нормальный мужик этот Белов…

Фамилию знает, отметил Белов. Значит, эти отморозки полицейскую дружбу отрабатывают.

— Неохота его ни за что ломать. Дадим ему шанс, братва?

— Дадим, — раздались голоса. — Дадим, отчего же не дать.

Кролик приподнял кружку и покачал, взвешивая ее в руке.

— Что за шанс? — полюбопытствовал Белов, слегка откидываясь назад.

— А ты не понял? — изумился Кавказец.

— Не въехал до сих пор? — выпучил глаза Кабан.

— Это «пресс-хата», — заговорил пахан, усмехаясь. — Тут так опускают, что уже не подняться. Но для тебя сделаем исключение. Ломись из хаты, пока я добрый.

— Ломиться? — переспросил Белов.

— Ага. Стучи в дверь, зови попкарей на помощь.

— Кричи, что, мол, обижают, — хохотнул Кролик, демонстративно натягивая кружку на кулак.

— Тебя выпустят, — пообещал Кавказец.

— А ты подпишешь все, что тебе менты скажут, — подытожил пахан.

— Или оставайся, — предложил Череп. — Будешь делать нам приятно, а мы — тебе.

Он еще весело скалился, когда локоть Белова врезался ему точнехонько в висок.

— Уй! — простонал Череп, заваливаясь набок с открытой банкой сгущенки в руках.

Все уголовники, включая пахана, вскочили на ноги. Кролик замахнулся своим эмалированным оружием. Готовый к этому Белов упал на спину, кувыркнулся через голову и выпрямился в бойцовской стойке.

Кролик, потерявший равновесие при ударе в пустоту, рухнул животом поперек стола. На пол со звоном полетели миски и ложки. Кавказец и Кабан бросились вперед, подбадривая себя воинственными криками.

Первого Белов встретил коротким хуком в подбородок, второго хлестнул пальцами по глазам, развернул и толкнул на подоспевшего Черепа. Затем, не сбавляя темпа, он запрыгнул на стол, достал ногой разинутый рот Кролика и взялся за пахана. Тот, попятившись, запустил пятерню под матрац верхней койки, но достать ничего не успел. Белов рванул на нем майку, накрывая ею перекошенное лицо, а свободную руку, сжатую в кулак, дважды впечатал в оголившееся брюхо.

— Ох! — крякнул пахан. — Ох! — и сложился пополам, потеряв интерес к происходящему.

Едва Белов отпрянул в сторону, как на то место, где он только что стоял, обрушился табурет. На пол посыпались доски с торчащими гвоздями. Держась за отломленные ножки, Череп недоуменно захлопал глазами, но слишком долго заниматься этим ему не довелось. Спустив ему на локти расстегнутую рубаху, Белов лишил его возможности двигать руками, боднул его в нос и вновь сменил позицию, уклоняясь от беспорядочных ударов Кролика, Кавказца и Кабана.